Не ты покупаешь дом — дом покупает тебя. И стóишь ты столько, сколько месяцев вынашивал намерение, сколько лет копил или будешь отдавать деньги, сколько затем будешь годами его обихаживать, чинить, украшать, трудиться денно и нощно, отдавая драгоценные минуты жизни удовлетворению его прихотей: то ему нужен антикварный комод, то шелковые занавеси, то новомодная техника. И всю последующую жизнь ты будешь сторожить его. А жизнь, шумная и полнокровная, будет проноситься мимо твоего дома, смеяться и свистеть под бойницами-окнами, иногда она будет звонить в дверь, но ты не откроешь, боясь сквозняка, пыли и непрошеных следов на идеальном паркете. Жизнь проскандирует, пропоет и протанцует мимо твоего дома, временами сотрясая его топотом или мерным трамвайным ходом. Кто-то соседский примкнет к ее движению, отдаст себя течению — логично, подумаешь ты, взглянуть только на его панельный полуподвал, куда солнечный луч проникает разве что с экрана телевизора…
Однажды тебя, как цезаря в паланкине, высоко на плечах вынесут из роскошного каземата, как полагается, с причитающими и причитающимися почестями — дом выплюнет тебя наружу, на свежий воздух, прах к праху. Следом харкнет твоим баснословным скарбом — остатками, пришедшимися не по вкусу каким-нибудь родственникам или, если повезет (тебе ли?), отпрыскам после бойни за наследство и «праздничной» распродажи. Дом подыщет и перекупит себе нового жильца, возможно даже из знакомых тебе, возможно даже того, кто причитал громче всех в памятной процессии. Если бы ты знал заранее, что именно ему, ты бы назло не умер. Не потому, что собирался жить вечно, но чисто из несогласия с перспективой — плакальщик, хоть и давал тебе взаймы на дом, и отсрочку давал, и всхлипывал достоверно, но слишком уж был независимый от материальных зависимостей и слишком беспечно жил. Но у дома своя логика, и, если он вдруг выбрал купить себе именно этого, ничего не попишешь в свидетельстве о собственности, кроме ненавистного тебе имени. Перспектива.
Кто-то соседский из панельного полуподвала даже не узнает о том, что у дома новый жилец, мало того, он даже слабо представлял себе предыдущего — дом как дом, с занавесками, дворовым детям запрещалось перед ним играть, чертить мелом и есть арбуз. Да и на улице той его однажды вовсе перестали видеть. Поговаривают, что в какую-то из панельных квартир временами приходят от него открытки с видами. Знать, не осел нигде.
Ереван, 2019 г.